Отчет в нескольких главах, со вступлением, прологом, интермедией, записками на манжетах, эпилогом и эпиграфом ;)

Когда висок пульсирует и ноет

В прокуренном забвенье кабака,

Когда дрожит уставшая рука,

И целый мир гроша уже не стоит…

(с) Дмитрий Репин (Из сборника «Творчество душевнобольных» под ред. Самойлова П.Ю. Том 1.)

Этот рассказ мы с загадки начнем…

(с) Алиса в стране чудес

Отчет Даниила Катунина о игре «ЛОСТ» и Дмитрии Репине.

            Вступление, которое, конечно же, не надо читать. Его надо пропускать и переходить сразу к главе 1. Если Вы все-таки решите его прочитать, то лучше не читать все остальное и сразу к эпилогу. Выбор за Вами.

И ровно на этом месте пытливая героиня Льюиса Кэррола уже вскричала бы «Стоп! А вот здесь началась путаница…». Кто о ком и о чем пишет отчет? То есть, кто пишет – тут вроде бы понятно – за компьютером сидит вполне себе материальный игрок Даниил Катунин и нажимает на кнопки. А за его спиной стоит нематериальный Дмитрий Репин и подсказывает, на какие кнопки давить…  С другой стороны – как это некий Даниил может вообще писать отчет о том, в чем он не участвовал и даже в общем-то толком не слышал…

                После обычной рОлевой игры – тут вроде бы все понятно. Был Игрок и был Персонаж. Игрок априори больше, вместительнее и полнее Персонажа, и даже в процессе игры Игрок все равно доминирует, периодически стараясь понять, а в лучшем случае, прочувствовать логику поступков, слов и мыслей своего отыграваемого, отыгрывая все равно самого себя, изредка разворачиваясь другими гранями к восхищенным зрителям, которым по большому счету наплевать на все другие грани кроме их собственных.

                Тут же дело несколько иное, ибо поступки, диалоги и мысли Дмитрия меня, как Игрока иногда удивляли, иногда шокировали, а подчас мне хотелось начать немедленно их оспаривать… Так что наверное правильнее было бы назвать этот труд, как

Совместный отчет Игрока Дани и Персонажа Димы об игре «ЛОСТ».

Конец вступления.

Совместный отчет Игрока Дани и Персонажа Димы об игре «ЛОСТ».

Пролог.

                И, во первых строках письма своего, хочу сказать Вам, разлюбезная Катерина Матвеевна дорогие читающие этот опус, свое большое спасибо! Причем это уж точно говорит Вам Игрок. А Дима пока ждет своей очереди…

Спасибо Мастерам за задумку и игру.

Спасибо Антону Зайцеву (Антону) за беседу в шатре.

Спасибо Лоте (Еве Репиной) за полный взаимный вынос мозга.

Спасибо Никсу (Никите Зайцеву) за финальный разговор.

Спасибо Петру (Роберту) за «оптимизм».

Спасибо Евгению (Ярику) за доверие и доигранную пульку.

Спасибо Дине (Врачу скорой) за ногу в частности и заботу вообще

Спасибо Милене (Ой, я неправильно произнес имя) за акцент и пафос

Спасибо Полине Черниковой (Терезе) за приглашение на игру

Спасибо Марыське (Герде) за чистоту, открытость и преферанс

Спасибо Анне Яковлевой (Алисе) за взгляд и голос.

Спасибо двум девушкам из Екб (??) за постоянную движуху

Спасибо Лео (Борису Андреевичу) за самый дурацкий призыв к оружию на моей памяти

Спасибо Китиаре (Марго) за постоянное пребывание в образе

Спасибо Альберту (??) за выразительную кому

Спасибо ?Лисичке? (??) за блуждания первого дня

Спасибо Патрику (Павлу Юрьевичу) за поддержку

Спасибо Никите (Отцу Викентию) за многое и кризис веры ;)

Спасибо Алексею (Даниле Багрову) за улыбку

Спасибо Сергею Панпурину (??) за пронзительный взгляд

Спасибо Ольге Каймашниковой (??) за рассудительность

Спасибо Михаилу Скольскому (Турист Михаил) за туриста Михаила

Спасибо Леониду Исполатову (??) за растерянность на лице

Спасибо Еле (Елена Григорьевна?) за споры до хрипоты

Спасибо (представителям транспортной компании) за все ;)

Спасибо (фотографу Михаилу) за встречу на острове, палатку и фотографии

Спасибо Алексею Цареву (Борисычу) за отличный путь «на ту сторону»

Спасибо Экскурсоводу (Экскурсоводу) – порой ты был самой реальной фигурой

Спасибо всем, кого я сейчас забыл, но ваши лица окружают меня, как ваши персонажи и вы сами окружали меня все три дня, пока я был на Острове…

Глава 1. Дорога.

Обессмыслить дождем целый ворох рабочих задач,

Смыть с себя три дедлайна, отчеты и несколько писем,

Длинный список успехов и привкус былых неудач,

Все дождю, я, наверное, «дождезависим».

(с) Даниил Катунин (из ненаписанного)

                Бессонница. Как говорил Чак Паланик в своем бессмертном Бойцовском Клубе – когда ты долго не спишь мир становится похож на ксерокс, сделанный с плохого ксерокса, сделанного… Уже месяц, как я вышел из клиники, переехал домой и пытаюсь существовать… Ворохи накопленных за год дел, кипы квитанций, счетов, необходимость зайти в милицию, необходимость оформлять наследство… Отличная мотивация для того, чтобы сидеть на подоконнике, прикуривать одну от другой и смотреть на дождь, пытающийся отмыть Большой проспект Васильевского Острова. Вполне безуспешно пытающийся, кстати, но к чести дождя, с огромным упорством. Когда позвонил Павел Юрьевич и просто посоветовал мне поехать на эту экскурсию, у меня как раз закончился джин и надо было спускаться в магазин. Еще одно надо из тысячи других, окружающих меня. Куда ни плюнь – всем что-то должен. А тут – никто не настаивал, не топал ногами, не брызгал мне в лицо слюной. Я мог просто либо ехать, либо не ехать… Конечно же я тотчас согласился. А вы бы нет?

                И вот оно утреннее метро, заспанные лица пятничных прохожих, стук колес и даже записанный на пленку голос, объявляющий станции, кажется, сейчас сладко зевнет и засопит. «Маяковская. Переход на станцию «Площадь Восстания». Эскалатор и пустая утренняя площадь перед ТЦ Галерея. Лишь группа незнакомых людей стоит поодаль, между тумб резвятся две поливальные машины, а на одной из тумб, в центре площади сидит мужчина в рясе. Приглядываюсь и не могу поверить своим глазам. Кто бы вы думали? Отец Викентий – именно он венчал нас с Евой – был у нее такой задвиг – обязательно венчаться в церкви, а я тогда во всем ей уступал и, ну вы понимаете…  Делать нечего, подхожу приветствовать батюшку. Сели рядом, закурили и поняли, что нам совершенно не о чем говорить. Даже молча. Две – три дежурные фразы и вновь тягостная пауза – бывают такие, вроде пауза как пауза, а все жилы из тебя вынет, пока протянется, подлюка. Отец Викентий уже не скрываясь утыкается в свой Новый Завет, а мне не остается ничего другого, как разглядывать толпу напротив. И, что бы вы думали? Павел Юрьевич собственной персоной, да еще и под ручку с Марго. Вот тут я и подумал, что рано оставил гостеприимные стены клиники, ибо более странной пары вообразить сложно. Зато есть повод подойти. Приветствия, обмен фразами и снова тишина. А когда-то был чертовски неплохой собеседник… Год в клинике – это не шутки.

                Слава Богу появляются представители этого ИП Бетаев или как-там-его и приглашают людей в первый автобус с опозданием всего лишь на 15 минут. Удивительно не хочется оказываться посреди этой веселой, шумной толпы экскурсантов – я лучше во втором… Он же будет через минут 5, да? Как через час? Вы издеваетесь? И что, что они опаздывают. Почему это наши проблемы?

И самое смешное, что это просто очередной способ почувствовать себя живым. Просто придумать злость и сорвать ее на невинной девочке экскурсоводе с удивительно милым лицом и красивыми глазами. Проверить – шевелиться внутри что-то? Нет? Да и черт с ним. Вот, кстати, приятное лицо.

- Дима. Дима Репин.

- Роберт – рукопожатие незнакомца крепкое и уверенное. Будь я женщиной, за одно такое рукопожатие я бы ему отдался. Но я не из этих, хотя, когда так глубоко наплевать… Все же нет, не мое. Будет просто скучно и противно. Мне скучно бес… А у девочки экскурсовода правда очень красивые глаза.

Пьем с Робертом кофе. Чем вы занимаетесь, а вы, а как, а зачем и прочая муть первого знакомства. У него своеобразное чувство юмора. Черные тяжелые шутки, по виду абсолютно пессимистичные, но если их поскрести хорошенько, на поверхности появляются такие запасы веры в людей, оптимизма и надежды… Позже он не раз будет удивлять меня метким словом и скупым, выверенным комментарием происходящего.

Автобус. Сажусь конечно один.  Как же хорошо, что это второй автобус. Тут тихо, только шум колес. Под мерное покачивание автобуса я засыпаю.

Записки на манжетах номер 1.

                Заявлялся я поздно. Когда уже не было мест и многое уже было прописано. При этом был тот Персонаж, которого чертовски хотелось сыграть, причем именно на хорошей ролевой игре.  Не очень хочется анализировать мотивы, заставлявшие меня сделать выбор именно в пользу этого персонажа, да и черт с ними – мой отчет – что хочу то и пишу. Ясно было одно – вот он шанс.

                Самого персонажа я описал тремя строчками и отослал мастерам. Выглядел он примерно так: «Я психотерапевт. Очень неплохой психотерапевт, четыре дня по 5-6 консультаций в день, довольные клиенты, сарафанное радио, никаких налогов... Многим помог. При этом остаюсь одиноким несчастным человеком, неспособным решить свои проблемы.»

                В скором времени пришел ответ, что моего персонажа можно вписать в уже имеющуюся историю. Два абзаца текста, скорее фактологического – что с кем когда и почему, нежели дающего ощущение жизни. Я скромно попросил разрешение на переделки и получил согласие, с условием, что вышлю свой вариант в течении нескольких часов и строгим наказом ничего не менять по сути. В результате вместо двух абзацев возник рассказик на две страницы, который помог мне понять, принять и даже отчасти полюбить моего Персонажа. Так я познакомился с Димой Репиным.

                Теперь я уже не уверен, что писал это сам. Честнее будет отдать авторство Диме Репину, которому я ненадолго одолжил свой ноутбук и даже тело, чтобы было удобнее пользоваться этим ноутбуком. И, да, так как рассказ пришел в форме загруза, то и о себе Дима писал исключительно в третьем лице.

Интермедия «Рассказ Димы Репина».

Опять не то, не те, не там,

И только тени по углам,

Вдали, во тьме горит свеча,

Здесь лишь дыханье палача,

И сотни ног, хвостов, копыт,

Хотя сожжен, закрыт, забыт

Стоит тот замок сотню лет

Но вот свеча… Откуда свет?

Зачем тревожит свет химер?

Толкает, манит за барьер?

Лишь темнота. Зовет свеча.

Зачем я создал палача?

(с) Репин Д.Б. (Из сборника «Творчество душевнобольных» под ред. Самойлова П.Ю. Том 1.)

                Твою жену звали Ева. Вы познакомились в институте. Влюбленность захватила вас с головой. Ты до сих пор не понимаешь, каким чудом вы умудрились сдать эту последню сессию, при том, что не расставались ни на секунду. Когда вы не занимались любовью, вы просто держались за руки, какая к черту учеба… И стихи. Откуда что взялось – ты писал и писал… Для нее, о ней, о мире, об одиночестве и смысле бытия… Она заворожена слушала, затягивалась сигаретой, взъерошивала ершик твоих волос и говорила «Безумный. Как же я тебя люблю! Мой Ди!!!»

 Но сессия была сдана и, на последнем курсе, сразу перед защитой диплома, вы поженились. Она называла тебя «Ди». Как же счастливы вы были тогда – вся жизнь была впереди, планы, первая «настоящая» работа, первые совместные поездки… Казалось это будет продолжаться вечно.

Ты так и не понял, когда это все кончилось… Когда вы перестали понимать друг друга. С каких пор, человек, который еще вчера был для тебя целым миром, смыслом жизни и центром твоей вселенной, стал сначала раздражать, а потом просто безразличен. Когда что-то перегорело?

Нет, вы не ссорились. К тому времени, уже окончив институт психотерапии, ты был вполне способен погасить любой конфликт. В вашем доме не было криков, битья посуды, истерик… Просто там поселилась пустота и одиночество. Иногда ты заставал Еву, тихо плачущую в своей комнате (о, да, вы даже жили в разных комнатах), тогда ты просто уходил в ближайший кабак, заказывал 50 джина со льдом с смотрел за окно…

Это не могло продолжаться вечно. Никто из вас не понимал, что до сих пор держит вас вместе, но слово «развод», как будто было табу в вашем доме. И вы продолжали существовать – два одиноких, никому не нужных человека…

Ты стал наконец психотерапевтом. Причем чертовски неплохим - четыре дня по 5-6 консультаций в день, довольные клиенты, сарафанное радио, никаких налогов... Многим помог. Клиенты с удовольствием рекомендовали тебя своим знакомым… Подумывал начать писать книгу…

14 февраля ты, как обычно, собирался встретить ее после работы, но засиделся в баре с друзьями и опоздал. Когда ты вернулся домой, недалеко от парадной ты увидел толпу людей, скорую, машины милиции… В любой другой день ты прошел бы мимо, но сегодня что-то дернуло тебя туда, где высокий мужчина в форме лейтенанта и с усталым лицом  что-то объяснял обступившим его людям. Среды толпы мелькали полузнакомые лица твоих соседей. Одна пожилая женщина, заметив тебя, потянула лейтенанта за рукав, и, показывая рукой в твою сторону, стала что-то ему объяснять.

Лейтенант подошел и казенным голосом попросил тебя пройти туда, где в эпицентре, на каталке лежало что-то длинное, прикрытое белой простыней.

В голове было удивительно пусто и гулко, как будто оттуда ложечкой выскребли все содержимое, готовя ее под страшилку для Хэллоуина. Одна мысль- «Все этого не может быть» перекатывалась в черепной коробке, ударяясь о стенки.

- Опознаете?

-Что? – ты вздрогнул, как от удара – Простите, что вы сказали?

- Вы труп опознаете – голос высокого был усталым – Да или нет, товарищ?

Ты перевел взгляд невидящих глаз туда, где лежало тело Евы. Нет, не Евы, какой-то нелепой, глупой пародии на Еву… Как будто все, что делало ее человеком ушло вместе с жизнью…

- Так и будем стоять? – лейтенант явно был не прочь закончить все поскорее и отправиться домой. К жене… К жене… К жене… Жена…

- Да – услышал ты чей-то хриплый голос, не сразу сообразив, что он принадлежит тебе самому – Это Ева. Моя… Моя жена.

Из под простыни торчал кусок чего-то белого и кружевного – точно такое же кружева были на ее свадебным платье три тысячи лет назад…

Через три дня тебе позвонили и сказали, что  Еву задушил маньяк, и вроде бы его даже поймали… Или нет…

Через неделю ты обнаружил себя в алкогольном психозе. Родственники отвезли тебя в больницу. Как выяснилось потом, в психиатрическую клинику. Оказывается, ты разбил себе кулаки в кровь, и, кажется, пытался броситься под машину, а может просто хотел ее остановить…

В лечебнице ты провел около года.

И вот уже неделю ты дома.  Врач говорил, что-то о необходимости восстанавливать жизнь, начать заново… Надо было искать работу, заниматься наследством… Надо было делать тысячу нужных и важных вещей. Ты же сидел у окна в ее комнате и непрерывно курил, иногда прихлебывая джин прямо из горлышка. Вчера ты понял, что боишься выходить на улицу. Сегодня закончились сигареты и ты, превозмогая себя, пошел в магазин. И там тебя застал звонок Павла Юрьевича с предложением поехать на экскурсию.. Непонятно почему, но этот звонок захватил все твое воспаленное сознание. Поездка на некий остров.  По крайней мере, ты был не обязан туда ехать. Именно поэтому ты набрал номер, и, уточнив условия, договорился о встрече у автобуса на Восстания в пятницу…

Глава 2. Прибытие на Остров.

Лежать в душном купе, смотреть в потолок, слушать стук колес,

Выходить курить, чертить пальцем на стекле подходящий откос,

Не потому, что хочется, а из-за давным-давно забытого "а вдруг"...

Прислушиваясь там, в глубине, где еще живое, не промелькнет ли испуг...

Опять возвращаться в купе ни черта не найдя, да и хрен бы с ним,

Пялиться на струи стекольно-вагонного дождя, спокоен и недвижим,

Быть предельно вежливым с соседями, и даже с той глупой овцой,

И постоянно слушать, слушать, слушать, пытаясь ответить - живой - не живой.

(с) Даниил Катунин (из забытого)

Автобус последний раз скрипнул рессорами на  кочке и остановился. Обычный рыболовный причал на Ладоге – несколько домиков, бытовки, катера у причала и, хвала Неведомому, ни следа первой группы. Значит, их уже отвезли в точку сбора экскурсии на острове.  Нашу группу пригласили к затухающему костру и предложили остывающей овсянки. Наивный, знай, я, что произойдет в следующие три дня, я бы уцепился за эту овсянку двумя руками и пускал бы в ход все, чем скупо наградила меня матушка природа, для обороны этого сокровища. Но тогда я лишь, презрительно сморщившись, процедил сквозь зубы что-то про особый сервис уже изрядно поднадоевшего мне за время экскурсии ИП «Бетаев», дав себе зарок больше никогда не связываться с этой компанией.

Не прошло и получаса, как первую группу из пяти человек, в которую попал я, Роберт, его друг Ярослав и две девушки, попросили пройти на причал для отправления. Одна из девушек представилась как Герда, вторая наверняка тоже как-то представилась, не могла же она вообще никак не представиться?  К стыду своему я забыл ее имя, поэтому буду именовать ее Лисенок. Много позже, когда мы пробирались по буреломам острова, на одном из привалов я снял мокрую майку, чтобы поменять ее на сухую, так Лисенок тут же оказалась рядом и принялась изучать мою татуировку. После чего, пискнув что-то вроде «Прикольно, блин, класс» доверчиво развернулась ко мне спиной и, задрав свою футболку, показала мне цветную симпатичную татуировку лисички на своей лопатке. Естественно, что для меня она так и осталась Лисенком. Милым, рыжим и симпатичным диким зверьком, приручать которого не было сначала сил, а потом времени, ну и под конец желания. Тем более, что свято место, ну вы понимаете, да? Удачи тебе Лисенок, где бы ты ни была.

Но до блужданий по лесу и откровений Лисенка еще где-то три часа, а пока мы садимся в лодку. Распоряжается лодкой видный мужик лет 50 с хитрым прищуром и доброй улыбкой. Впрочем, глядя на эту улыбку я невольно подумал, что именно с такой обезоруживающей улыбкой он может направить на человека ствол и… А глаза?  Наверное, такие глаза должны были быть у Р.П. Макмерфи сразу после ЭШТ, но до лоботомии… Как будто покрытые пеплом изнутри они притягивали и пугали одновременно… Черт. Все нервы Это все бессонница и последствия лечения. Нет у него в глазах той глубины и странной грусти, которую я ему приписал. Просто мужик в моторке. Еще и закладывает небось…

Спасжилеты, рассадка. Мне повезло – досталось место на самом носу – можно быть со всеми, а можно и нет. Отвернулся и никого, только гладь воды и острова… Повернулся – Роберт, Ярослав, Лисенок, Герда и Борисыч на руле. Уличная магия, фигли…

- Борисыч, а дикие звери а острове есть? – Лисенок прекрасно знает из программы экскурсии, что кроме змей на острове вообще нет зверей, слишком мал, но ей хочется разговоров, а то что за лодка без картинок, или, хотя бы, без разговоров? – А, Борисыч?

- Дык, конечно. – Борисыч охотно включается в игру старательно окая на вологодский манер – Вона скажем медведи. Ты как медведя увидишь – стреляй сразу!

- Борисыч, а ружья то и нету – это уже Герда присоединяется к диалогу – Что тогда?

- Дык, нету значицца ружжа. Тады топором окаянного! По голове! – Борисыч невозмутим – А коли топрора нету – дык между лапали лезь и ножом его, авось быстрей чем ты подохнет…

Отворачиваюсь. Теперь голоса, сносимые ветром, еле слышны. Поплотнее запахиваю ворот старой камуфляжной куртки. Впереди солнечные блики на ряби воды, впереди три часа непонятной экскурсии и долгая дорога домой. Надо бы сбежать ото всех и сесть просто так на камень, подставив лицо ветру и солнцу. Может это действительно то, чего не хватало в душной прокуренной комнате нашей квартиры? И теперь вместе с чистым холодным воздухом Ладоги в мое тело ворвется кусочек нового, живого мира? Кстати, надо запретить себе думать про квартиру, как про «нашу». Все, ты теперь один, свободен, одинок… Ветер в лицо.

Из забытья меня выводит окрик Борисыча. Поднимаю глаза – вот он Остров. Надо вставать, прыгать на камни, привязывать лодку, помогать сходить остальным. Несколько суматошных минут, шум мотора замирает вдали и  мы одни. Плеск волн о камни, солнце и ветер. Борисыч что-то сказал про остальных – дескать рукой подать вот по этой тропинке… Наверняка они слышали лодку и скоро Экскурсовод выйдет нас встречать. А пока вполне можно расположиться вот тут, на камнях и, скажем, раскинуть пульку. По счастью в моем кармане случайно завалялась колода карт. Кто играет? О, действительно неплохая компания – играют все, кроме Лисенка. Пишем на четверых? Отлично…

Записки на манжетах номер 2.

                Блокноты, выданные нам мастерами – это просто гениальная идея. Уже в первые полчаса на острове я имел шанс воспользоваться своим. Жаль, что я не всегда успевал писать последующие дни – иногда просто не хватало времени, а иногда пережить что-то было важнее, чем зафиксировать – так что картинку все равно восстанавливаю по памяти ощущениям и чужим отчетам. Но первая запись появилась именно тут. Цитирую: «Во время игры в преферанс с Гердой, Робертом и Яриком я произнес фразу «Карта не идет, влюбился что ли?» и уже после произнесения эта фраза меня задела. Почему я не могу, не позволяю себе  влюбиться? Зачем загнал себя в клетку. Я ведь даже не любил ее… Ах, если бы она была жива – все бы было по другому…»

                Фраза, кстати, до сих пор меня смущает. Это было первое наше серьезное расхождение во взглядах с Димой. Я, например, немного перестал понимать, почему же действительно Дмитрий не может влюбиться и искренне желал в этом разобраться. По моему примитивному пониманию жизни он либо любил Еву (а факты говорят обратное) и тогда понятны его страдания, либо сейчас просто ломает комедию (опять-таки факты говорят обратное – хороша комедия на год в больнице). Короче – я понимал, что с Димой творится явно что-то не только неладное, но еще и мне не совсем понятное. Конечно оставался вариант, что Дима просто так сильно был травмирован сценой убийства, но об этом я тогда не думал (не думаю, кстати и теперь).

Глава 3. На берегу.

Химере грустно – химера натерла лапу,

Утратила веру в людей и немножко в себя,

Закусила судьбу до крови – боксерскую капу,

Так и живет никого и ничто не любя.

Грусть у химеры не видно – надежные маски.

Десять улыбок, да плюс ухмылок пяток.

Стихи да работа, мартини и старые сказки,

И перед сном Медведева добрый глоток.

Да и зачем эта грусть хоть кому-нибудь, кроме?

Впрочем, и этому «кроме» она ни к чему,

Все мы плывем через Стикс на огромном пароме,

Но на пароме так сложно побыть одному…

(с) Даниил Катунин (из несохранившегося)

Час преферанса пролетел незаметно. Легкий треп, прибаутки преферансистов про отличавшегося вредным характером и не играющем при наличии трех тузов полковника, неизбежное Сочи в котором собираются все, угадавшие с прикупом и так далее.…  Наверное, я бы и дальше сидел тут на камнях, греясь в слабых лучах северного солнца, если бы не две вещи. И Первая из них  – нас стало шестеро.

 Где-то в середине игры к нам вышел молодой человек в очках. Нет, даже не так. Сначала на полянку, где мы расположились, выплыли огромные, на пол-лица, абсолютно черные очки. Когда легкий шок от очков проходил, и взгляд снова обретал подвижность, ему представлялся Огромный Объектив, и уже за всем этим можно было, приложив некоторые усилия разглядеть  спортивного вида черноволосого мужчину с ехидной полуулыбкой на лице. Эта полуулыбка сохранялась на его лице всегда. Именно с этим выражением лица он, замерзший и вымокший, вставал и шел умываться, с ним же ложился, именно с этой полуулыбкой он позже встретит нас с Борисом, предлагающих ему отдать его имущество (палатку) измученным женщинам. Даже когда он потеряет свой Огромный Объектив и все поиски ни к чему не приведут, даже тогда эта полуулыбка останется на своем законном месте, хотя глаза (а к тому времени он уже снимет свои черные очки) будут выражать всю скорбь профессионала по инструменту, ставшему скорее продолжением тела, нежели механизмом для…

Пока же на полянку вышел человек, сразу же наведший на нас свой Огромный Объектив и щелкнувший затвором. На наши логичные вопросы – кто он, где экскурсовод и какого черта тут происходит он ответил, что он Фотограф Михаил, прибыл на одной из лодок, а про происходящее знает еще меньше нас, кроме того факта, что вроде бы все прибывшие собираются в уютной бухточке неподалеку. Правда, направление на бухточку было дано настолько широким жестом, что при желании его можно было бы интерпретировать минимум 3 разными тропинками.

Повторюсь, что сидеть на камнях и играть в преферанс вполне входило в мое лично понятие «хорошо проведенного времени», так что я никуда не собирался. Но тут вмешался Роберт, которого обуяла жажда исследований и открытий. Сначала Роберт попытался просто отлучиться под эгидой «доиграйте без меня», но на наши возражения, дескать, во-первых нельзя доиграть втроем пульку начатую на четверых, а во-вторых распасы – это святое и вставать вот прямо сейчас никак нельзя, сдался и просидел еще круг. В конце круга он решительно смешал карты, а так как из распасов мы успешно вышли, то возразить было нечего, и я со вздохом поднялся на ноги.

Надо заметить, что два дня назад у меня начала болеть нога, мне до сих пор больно было на нее наступать, да и перспектива куда-то перемещаться меня, если не пугала, то, как минимум, мало радовала. А уж по дикому острову, без троп, перебираясь через поваленные деревья, проваливаясь в болота и оступаясь на скользких камнях – короче паронаидально радужные планы. Но делать нечего, тем более что Роберта поддержали все остальные. Да и сидеть и медитировать на камне хорошо, когда понятно, что рядом есть еда, костер, Экскурсовод, перспектива лодки через 3 часа и обещанного банкета на берегу по прибытии… Зато  слова Павла Юрьевича про «развеяться за счет смены обстановки» действительно оправдываются. У меня даже появляется легкая улыбка на лице, в ответ на пессимистичные шутки Роберта. Если бы еще не эти сны. Ночь, без кошмаров стала представляться чем-то несбыточным, а оттого особенно желанным, пока же я каждую ночь просыпался от того, что видел Еву.

Ну вот, задумался о снах, и сразу помрачнел. К черту все! Вон они уже собрались и готовы искать остальную группу и Экскурсовода. Вперед, случайные знакомые, пока позволяет моя нога я Ваш.

Интермедия «Сон Димы Репина»

Вскрой, если считаешь, что тебе что-то снилось с четверга на пятницу

(с) «Основные симптомы и синдромы психических расстройств» под ред. Самойлова П.Ю.

Ты спускаешься по ступенькам в темноту. Их бесконечно много, ты пытаешься их сосчитать, но сбиваешься. Вокруг раздаются чьи-то голоса. "Такая молоденькая", "Жалко девушку", "Мужчина, вы знаете эту женщину?" Ева прекрасна в свадебном платье. Белый цвет очень идет ей, она такая же светлая, полная любви и надежд. "Это Ева, Евочка. Моя жена. Моя...? жена...?", "Чья это кровь, сынок?!" Раздается полный ужаса крик твоей матери: "Что ты сделал?" Ты смотришь на свои руки. Руки в крови.
Ева отворачивается и уходит прочь, фата развивается на ветру, застилая глаза. Рядом с Евой появляется темная фигура, огромная и опасная. Ты пытаешься найти слова, чтобы остановить ее, но не можешь ничего сказать. Она отдаляется все быстрее и быстрее. Ты бросаешься следом за ней. Опять лестница, теперь наверх, ступеньки усыпаны лепестками тюльпанов. Ты открываешь дверь, заходишь в квартиру, идешь в спальню. На кровати лежит Ева с закрытыми глазами, в свадебном платье. Вокруг лепестки тюльпанов какого-то неестественно красного цвета. Что-то не так. Что с ней не так? Но ответ не нужен, ты уже чувствуешь, что случилось. Еще не знаешь, но ощущаешь это всем своим существом. Становится душно.

Глава 4. В поисках людей.

                Может я заболел, может, нет,

Может это мой бред, может, нет...

Но хотите, открою секрет?

Я и сам - может я, может, нет...

(с) Репин Д.Б. (Из сборника «Творчество душевнобольных» под ред. Самойлова П.Ю. Том 2.)

                Последующие три часа запомнились мне исключительно фрагментарно. Изначальная мысль о пяти минутах ходьбы до лагеря с людьми и Экскурсоводом, которому уже хотелось двинуть в лицо чем-нибудь тяжелым, тихо гасла где-то в районе затылка.  Вверх, вниз и снова вверх. Ботинок скользит на мокром мху, срывается, ты отчаянно стараешься сохранить равновесие, комично взмахивая руками, потом поднимаешься и дальше идешь, потирая синяк на колене и тихо чертыхаясь сквозь зубы.

«Герда, подождите, там отстал Роберт. Он опять ест чернику…», «А вот тут мы устроим привал…», «Так, давайте решим, куда мы все-таки идем…» - кстати, последняя фраза была полностью лишена смысла. Мы могли решать все, что угодно, но отсутствие карт, компаса и ориентиров делало любые решения фарсом. В конце концов, мы просто последовали мудрейшему совету Чеширского Кота идти достаточно долго и не сворачивать, чтобы обязательно куда-нибудь прийти. Забегая вперед, скажу, что с «не сворачивать» тоже было не все гладко. Чертов остров как будто намеренно заставлял нас петлять, постоянно меняя направление. Вот ты продираешься через бурелом, а вот уже карабкаешься на очередной гранитный выступ, чтобы через 3 минуты съехать с него в болото.

- Где-то здесь должна быть лаборатория – Герда задумчиво трет переносицу. – Там, на северной оконечности острова есть внутреннее озеро и на его берегу должна быть лаборатория.

- Герда, так Вы бывали на этом острове? – Роберт сама учтивость. Если не прислушиваться внимательно, то нотки металла в голосе совсем незаметны – Расскажите нам…

- Я работала здесь лаборантом пару лет назад. Но я не знаю, как добраться до лаборатории отсюда. Обычно нас привозили на катерах сразу к ней.

- А чем Вы занимались? – это уже я. Мне глубоко плевать на лабораторию, Остров, внутренние озера. У меня болит нога, мне хочется сесть, выпить джина, снять промокшую одежду, но похоже профессиональная деформация и излишки воспитания вынудят меня продолжать этот светский разговор…

                Хвала Аллаху, Герда и сама не рвется пускаться в пространные объяснения и тезисное изложение своей жизни и карьеры, отговариваясь некими «пробами почвы и воды». Роберт несколько раз упирается в глухую стену «это коммерческая тайна» и тоже остывает. По мне – так пусть ее, ибо каждый из нас имеет право хранить молчание, а некоторым я бы даже посоветовал почаще вспоминать об этом святом праве…  По крайней мере, лаборатория подразумевает крышу над головой, а то солнышко то и дело скрывается за пробегающими тучами, а с запада вообще затянуто чем-то подозрительно черно-серым…

                Очередной подъем, и мы оказываемся на пригорке, с которого, через сетку деревьев действительно просматривается что-то напоминающее маленькое озерцо посреди острова. Единственное, что между нами и этим озером очередной бурелом, да еще и, кажется, с речкой посередине. Неутомимые Роберт с Яриком немедленно вызываются идти искать переправу, мы со всем возможным комфортом располагаемся на пригорке и даем своим ногам заслуженный отдых, к сожалению не долгий. Буквально пять минут и крик Роберта «Идите сюда! Здесь есть проход…»

                Оказалось, что у нас кардинально разное представление о «проходах». Нет, я уже не ожидал мраморного коридора с фонтанами по бокам, но как минимум очередной более-менее проходимый участок карельского леса. Вместо этого я увидел хаотическое нагромождение поваленных стволов и кустарника, сквозь которое предполагалось по абсолютно мокрым трухлявым бревнам, преодолеть метров пять болота. Не буду описывать эти пять метров, так как цензурные эпитеты абсолютно неприменимы к данной ситуации. Скажу лишь, что в той ситуации, к своему глубочайшему стыду, был, не столь воздержен на язык и мои спутники могли подчерпнуть многое про генеалогию данных бревен в частности, Острова в целом, организаторов экскурсии и Экскурсовода. Причем генеалогические справки перемежались предположениями об ориентации, сексуальных предпочтениях, общими характеристиками происходящего и каждого из перечисленных в отдельности. Но все рано или поздно кончается, как кончился и этот путь.

                На берегу озера, там где уже сложно различить является ли данная часть земной поверхности уже сушей или еще озером, открывалось здание той самой мифической лаборатории. Рядом с ним с загадочно-довольными лицами стояли Роберт с Яриком  и махали нам руками.

- Там внутри есть странные консервы – Ярик сделал неопределенный жест для обозначения того самого «внутри».

- Что странного может быть в консервах?

– А что еще там было? – фразы Лисички и Герды прозвучали одновременно.

                Протиснувшись в полуоткрытую дверь я попал в мрачное полутемное помещение. Под ногами сразу же предательски захлюпало. Низкий потолок явно был свидетелем большого пожара.   Посередине помещения лежали остатки какого-то медицинского оборудования, обрывки капельниц, разбросанные шприцы… В дальнем углу рядами стояли консервные банки с маркировкой «ЛОСТ». Позже я узнаю, что этот самый «ЛОСТ», который расшифровывался как «Ленинградский Областной Строительный Что-то-там» и есть та самая компания, которая проводила здесь эксперименты, причем не все из этих экспериментов можно назвать безупречными с морально-этической точки зрения. Я увижу отчеты об этих экспериментах (которые побывавшие здесь первыми Роберт и Ярик зачем-то прибрали к рукам и спрятали), столкнусь с прямыми последствиями этих экспериментов, увижу противостояние этого самого «ЛОСТа» с неким «ПАРИТЕТом», но все это будет позже. И пройдет мимо моего сознания, так как к этому моменту это будет интересовать меня еще меньше, чем сейчас.

                Пока же я стоял посреди этой мокрой, полуразрушенной лаборатории и, помимо желания немедленно оказаться в тепле и сухости, ну или хотя бы просто отдохнуть, мне хотелось только одного – есть. Я проголодался. А тут консервы. Ну и что мне было делать? Здраво рассудив, что вряд ли консервные банки стали бы жертвами страшных экспериментов этого самого «Ленинградского Областного Техникума» я достал свой нож и смело напал на одну из них. У бедной банки не было ни одного шанса против голодного человека с ножом, поэтому она довольно быстро сдалась на милость победителя, кокетливо обнажив свое нутро. Кукуруза. Маленькие желтые зернышки консервированной кукурузы. Слава Богу, я не имел ничего против кукурузы. То есть я конечно предпочел бы тушенку или, на худой конец, какой-нибудь гусиный паштет или скумбрию. Да что там говорить, даже килька в томате была бы предпочтительнее, но на меня из банки смотрела кукуруза, а на безрыбье, как  говаривал Роберт, и сам раком станешь… Короче, я был первым, кто отведал местных деликатесов. Причем, как выясниться буквально через несколько часов – местное меню не отличалось особым разнообразием, и кукуруза была отнюдь не самым грустным вариантом. Всего за эти три дня мы ели – кукурузу, горошек, фасоль красную и фасоль белую. Иногда попадались какие-то экзотические вещи, типа ананасов или персиков, но они так быстро волшебным образом исчезали, что проще было объявить их миражом и возвращаться к кукурузе. Зато поедать горошек, кукурузу или фасоль можно было как в горячем, так и в холодном виде – тут уж все зависит от ваших предпочтений, меры голода и того, хватило ли вам наглости и смелости отвоевать себе местечко у костра. Но мы отвлеклись…

                Перекусив кукурузой и еще раз осмотрев унылые внутренности разрушенной лаборатории, я убрал несколько банок в рюкзак «на всякий случай» и мы решили двинуться дальше, вокруг озера, окрещенного «Внутренней Монголией» Я не силен в современных авторах, так что не смог в полной мере оценить эту шутку, но зато в полной мере насладился видом самого озера. Дело в том, что на одном из его берегов лежит совершенно колоссальных размеров валун, образующий примерно пятнадцатиметровый обрыв над водой. Сам валун порос красивейшим мхом, верх его абсолютно плоский, нагретый солнышком, как бы предлагающий присесть и отрешиться от всего земного, тем более что оттуда открывается отличный вид не только на само озерцо, а и на ближайшие окрестности.  Именно там нас и нагнала странная пара, об одном члене которой я уже упоминал ранее – отец Викентий и его спутник.

                Спутник отца Викентия представился… Черт, как-то же он представился? Я помню, что он сказал, что приехал сюда искать чудо – это еще насмешило меня, но он говорил с такой тоской и убежденность, что я приложил все усилия для того, чтобы сохранить серьезное лицо. А вот звали его… Не мог же он вообще не представляться, в его фигуре и словах и так было достаточно загадочного. Память-память… Сейчас, когда все уже закончилась я вижу лица… Ночами эти лица окружают меня, чье-то веселое, чье-то укоризненное, чье-то безразличное… Только одного лица там больше нет. Я больше не вижу Евы. Иногда, когда я вижу их в предрассветных сумерках, я спрашиваю их – кто вы? Я же знал вас, почему я не помню ваших имен, историй, голосов, только лица, лица без ответа…  Но пока мы сидели на каменном лбе над озерцом и перекусывали скромными домашними запасами. Оказывается нас высадили всего в каких-то двухстах метрах от того места, где собиралась вся остальная группа и отец Викентий вместе с Искателем Чуда (буду называть его так) отправились искать Экскурсовода и других заблудившихся. С Экскурсоводом им не очень повезло, зато нас они нашли.

                Потом была дорога до лагеря, из которой мне запомнились лишь два момента. Во-первых темп отца Викентия. Этот человек, несмотря на рясу, сковывавшую его движения, передвигался по лесу с такой легкостью и скоростью, что мне приходилось ежеминутно кричать «Погодите, батюшка. Всю душу вынули!». Второй запомнившийся момент – это начавшийся где-то посередине пути дождь. Тогда мы еще не знали, что этот дождь будет идти теперь все время не переставая до самого отплытия с острова, и именно благодаря ему Девочка с Фиолетовыми Волосами вспомнит Маркеса с его Макондо. А может и не только дождь виновник этого воспоминания, но да ни в этом суть…

Записки на манжетах номер 3.

                Пока Дима заваривает крепкий чай на кухне, я украдкой читаю его записи и поражаюсь той разнице нашего восприятия. Например, я помню, что «Искателя Чуда» звали Мирус. И вовсе он был не загадочный. И место на каменном лбе было, кстати, так себе. Мокрый мох, холодный гранит. Зато точно помню, что у отца Викентия была с собой лососина – и это было очень вкусно. Я угощал всех шоколадом, Герда бутербродом из Сабвэя, Мирус – орехами, а вот что достали к общему столу Ярик и Роберт – это я запамятовал. Но Дима возвращается, значит пока ему еще есть что сказать… До встречи.

Глава 5. Ольги Кальверт и прочие жители.

                Грани смазаны, перепутаны,

Явь залатана, сном окутана,

Сны реальностью нарываются,

Как же это все называется?

Очень зыбко все, все колышется,

Даже пишется так, как слышится,

Что пророчиться - то сбывается.

Как же это все называется?

(с) Репин Д.Б. (Из сборника «Творчество душевнобольных» под ред. Самойлова П.Ю. Том 1.)

                Криво сколоченный стол, криво висящий тент, группа людей, жмущихся к чадящему костру и энергичная женщина среднего возраста, отдающая распоряжения – вот первые впечатления от лагеря, где мне предстояло пережить самое странное событие моей жизни.

                Женщина. Ее звали Елена то ли Григорьевна, то ли Георгиевна, то ли как-то еще… Один раз при мне она довольно жестко осекла обратившегося к ней человека: «И о чем с вами говорить, если вы даже мое отчество произнести правильно не можете?!?». Это было сказано таким тоном и так безапелляционно, что ни смотря на явную нестыковку в аргументации,  человек отошел с виноватым выражением лица и больше в коллективных спорах участия не принимал, тихо сидя у костра и баюкая на груди раненное Эго. Понятно, что после этого я не рисковал обращаться к ней по имени и отчеству, отдавая предпочтение просто имени.

                Елена не скрывала того, что она является сотрудницей того самого «ЛОСТа», чью лабораторию мы ограбили намедни, при этом на острове до этого она не была. Сюда ее привели то ли какие-то отчеты, то ли какие-то эксперименты, Безликий ей судья. Меня это не интересовало, ровно, как не интересовали и все капища, мощи, эмбрионы, святилища и прочая неведомая дребедень, обильно рассыпанная по урочищам нашего Острова.  Не интересовали они меня тогда, когда я мокрый и уставший вышел к стоянке, не интересовали и потом, когда половина группы пропадала под непрекращающимся дождем в глубинах нашего острова. Зато сама Елена…

                Елена была прирожденный лидер и вместе с тем абсолютно не приспособленный к руководству людьми человек. Когда что-то необходимо по ее мнению было сделать по лагерю, Елена просто подходила к ближайшему человеку и говорила безапелляционно «Ты должен идти и делать вот это!». Если Елене казалось важным принять решение по поводу чего либо другого - она просто информировала окружающих; «Еду больше никто не берет. Теперь я ее считаю!»  Естественно, что подобные заявления вызывали неоднозначную реакцию среди группы туристов от подчинения, через игнорирование до ожесточенных споров, суть которых сводилось к простому «А с фига ли?». Когда взгляд Елены упал на меня, мне было сказано «О! Иди за дровами!». Очень не хотелось объяснять то, что мы четыре часа ходим по острову, про больную ногу, про усталость и недосып последних недель, поэтому я просто кивнул и молча сел недалеко от костра.

                Дождь немного утих, превратившись в мелкую морось. Горел костер, командовала Елена. Остальные расположились на камнях и поваленных деревьях группами по два-три человека. Кто-то пил текилу, кто-то вполголоса беседовал, кто-то перемещался от группы к группе. Вообще, если приглядеться, то в лагере шла какая-то внутренняя, не видная на первый взгляд жизнь. То и дело люди парами или тройками вставали и, с сосредоточенными лицами, уходили в лес. На их место из леса возвращались другие и старались сесть поближе к огню, чтобы хоть немного просушиться и согреться. Это движение продолжится и на второй и на третий день нашего пребывания.

                Особняком сидели растерянные Екатерина и Федор – представители транспортной компании, доставившие нас на остров. Федор поминутно брал рацию и пытался вызвать берег, но в ответ доносился лишь белый шум чистого эфира. Каждые пять минут к Федору подходил кто-то из группы и он, не дожидаясь вопроса, повторял: «Нет, связи нет. Я не знаю, где Экскурсовод. Лодка должна прийти к четырем».

                В какой-то момент алкоголь и усталость сделали свое дело, и я стал клевать носом. Очнулся я от того, что кто-то трясет меня за плечо. Передо мной стояла совершенно незнакомая мне девушка и, как мне показалось, с надеждой заглядывала мне в глаза.

- Дима? Димка, это ты?

- Да, это я – в моем голосе удивление и непонимание, я не помню ни ее лицо, ни ее голос.

Интермедия «Случай несколько лет назад»

Это был прекрасный майский вечер. Ты собирался встретиться с Евой, как вдруг позвонила старая подруга Ольга. Вы жили в соседних домах и дружили с самого детства.
- Дима, мне нужна твоя поддержка. Я знаю, где он встретится с этой... Со своей новой девушкой. Я просто хочу посмотреть на нее.
- Ты так и не сказала ему, что беременна?
- Сказала, но он... - Ольга заплакала.
- Может я просто набью ему морду?
- Нет, не надо. Я хочу, чтобы ты был там, рядом, просто посидишь на скамейке, не вмешиваясь. Ты придешь?
- Конечно, приду.

Площадь, памятник Пушкину. Ольга стоит, озираясь по сторонам. Рядом с ней - высокая стройная блондинка, абсолютно спокойная, и совсем не похожая на Ольгу. Останавливается иномарка, из нее выходит молодой человек. Обе девушки оживляются, увидев его.
- Ольга, что ты здесь делаешь?
- Прости, я должна была знать, кто она...
- Между нами все кончено, мы уже не раз говорили об этом.
- Но... ты же знаешь, я беременна! И ребенок твой.
- Хватит выдумывать, решай свои проблемы сама! Марго, садись в машину!

Это уже перебор. Ты не выдерживаешь и идешь к машине.
- Тебе не стыдно? Она носит твоего ребенка.
Молодой человек усмехается:
- Ну, это еще доказать надо, что от меня!
Ольга бросается к тебе на шею:
- Не надо, Дима, не связывайся с ним!
Ты смотришь на блондинку по имени Марго. Она все так же невозмутима.
- А вы, девушка? Считаете нормальным то, что из-за вас ребенок родится без отца?
Марго поворачивает к тебе свое красивое и спокойное лицо.
- Я вообще считаю ненормальным иметь детей в таком возрасте, и от человека, для которого ты пустое место.
- Тебе все вернется. Слышишь? Вернется твое зло с удвоенной силой! - зарыдала Оля. Не ясно было, кому именно она это говорит.
- Не переживай, Оля, я придумаю, как вернуть его тебе. Такие, как эта Марго - девушки на один вечер, а ты настоящая. Он обязательно это поймет.
Ольга содрогалась от рыданий на твоем плече.

Это было чрезвычайно некорректно с профессиональной точки зрения. И почему поведение этого Игоря вызвало в тебе такую реакцию?

Через несколько дней Ольга предприняла неудачную попытку покончить с собой, и при этом потеряла ребенка, которого носила. Это, по-видимому, отрезвило ее. А врачи сказали, что она не сможет больше иметь детей. Теперь Ольга постоянно наблюдается в разных клиниках, но с тобой почти перестала общаться.

Глава 5. Ольги Кальверт и прочие жители (продолжение)

Ab exterioribus ad interiora… (с) древние

- Димка, это же я! – в голосе девушки слышна смесь надежды и страха. Но я абсолютно точно уверен, что я не видел ее прежде, по крайней мере, не общался с ней, и уж тем более мы не были настолько близки, чтобы общаться на «Ты» и с этим фривольным «Димка».

- Здравствуйте… - изображаю максимально доброжелательное лицо. Мало ли, уж больно она возбуждена.

- Дим, ну это же я, Ольга – голос дрожит, срывается. Еще немного и последствия могут быть непредсказуемы. Поэтому включаем профессионала – сочувствие во взоре, мягкая обволакивающая интонация, никаких резких движений и слов…

- Ольга, простите, что-то с моей головой. Мы встречались? – успокоить, расслабить. И действительно ее голос становиться чуть спокойнее, молодец Дима, работай…

- Дим, я Ольга Кальверт! Вспоминай, Марго, май, этот подонок Игорь… Да что там, мы же с детства дружим… - Вот это поворот. Главное не показывать свою растерянность…

- Ольга, наверное, здесь какая-то ошибка. Я прекрасно знаю Ольгу Кальверт с самого детства. И уверен, что Вы и она две разные девушки. Мы наверняка подружимся, после того как разберемся в этой ситуации…

- Но это я! Я помню как мы встречались втроем с Евой, как ты помогал мне, как мы учились в школе… Помню эту грымзу Настасью Петровну, нашего завуча, помню, как дала списать тебе контрольную. Дима, что происходит? Мне страшно! – если бы я знал… Я вижу абсолютно чужую, растерянную женщину на грани истерики, которая говорит о вещах, о которых знали только несколько близких мне человек.

- Ольга, я уверен, мы во всем разберемся. Все будет хорошо! – надеюсь, мой тон звучит достаточно успокаивающе…

                Наверное, я выбрал правильные слова. Девушка явно в шоке от происходящего, но истерики уже не будет. Вроде она успокаивается. Налить ей чаю, посадить у костра, дождаться лодку и уже после этого искать ответы. Не сейчас. А пока мне просто хочется побыть одному. К сожалению, нашим мечтам не всегда суждено сбываться – ко мне направляется еще одна девушка.

- Дим, привет. – и снова я абсолютно уверен, что не знаю ее… Стойкое ощущение deja vu, но эту булочку мы уже ели… Диалог удается сократить до минимума.

- Вы Ольга Кальверт, правильно? – если она и удивлена обращением на «вы», то умело не показывает виду

- Да…

- Отлично! Вот у костра сидит Ваша коллега. Настоятельно рекомендую – у Вас много общего… - наверное это было немного жестко, при этом я уже устал имитировать участие и «простое человеческое сочувствие».

                Девушка отходит. Через несколько минут я слышу обрывки возбужденного диалога двух Ольг. Интересно, а что же стало с настоящей Ольгой? Надо бы разобраться, но потом, потом… А пока так увлекательно смотреть за стелящимся по земле дымом… Стоп. Дым стелется по земле, была же там какая-то примета на эту тему… К росе что ли? Или к раннему урожаю? В следующий раз обязательно возьму компас – он помогает найти на деревьях мох, а с покрытой мхом стороны, деревья гораздо более живописны… С этими мыслями я погружаюсь в легкую дрему.

                Меня уже не волнует спор двух Ольг. Их перебранка с Еленой  и Гердой. Ярик, впервые показавший мне документы, подтверждающие существование опытов по пересадке сознания, проводившиеся на этом острове. Только потрескивание поленьев костре, только капли дождя по тенту, только волны, в вечном своем азарте выбрасывающиеся на камни нашего Острова…

Глава 6. Иногда они возвращаются…

Маятник влево и маятник вправо,

Восемь шагов от стены до окна,

Ровно неделя. Оба не правы.

Странная все-таки штука - весна.

Утром не встать мне, а ночью не спится,

Да на литейном горят фонари.

Я не умею просить и проситься,

Я лишь умею писать до зари.

Маятник все убыстряет движение,

Стрелки безумные крутятся вспять...

Ночь усложняет простые решения.

Хватит. Докуривай. Завтра вставать.

(с) Катунин Д.Б. (из параллельного)

По лесу шли двое. Они смотрели друг другу в глаза, держались за руки. Часто останавливались на живописных полянках, садились друг напротив друга, как будто боясь выпустить другого из поля собственного взгляда даже на мгновение. Солнце освещало их лица сквозь паутинку сосновых иголочек и причудливые зайчики отражаясь, играли в ее волосах. Им было хорошо вдвоем. Поля спелой, ароматной земляники, заросли черники, мягкая перина мха…

Даже когда на небо набежали тучки и солнце сменил дождь, они, казалось, не заметили этого, не убыстрив шаг и не расцепив рук… Еще утром, только прибыв на Остров, они уже знали, что где-то есть другие, и договорились найти их, но это скорее было предлогом, поводом продолжать идти вдвоем куда-то.

Их руки украшали черные кожаные перчатки без пальцев, две перчатки на его руках и одна на ее… Они не сговариваясь надели их еще тогда, за гранью и теперь смесь, решили, что это знак. Знак того, как же им хорошо вдвоем. «Это обручальные перчатки» - сказала она, в шутку. Он серьезно кивнул в ответ.

Жаль, что его зовут не Адам. Как было бы здорово -только мы и Остров. Адам и Ева…. Жаль, что этот день кончится. Вон уже слышны голоса, а в воздухе пахнет дымом. С другой стороны – снять мокрую обувь, поставив ее сушиться у костра, выпить горячего чаю…

Поляна, в центре которой чадит костерок, группа людей под тентом. Рассеянный взгляд по лицам, пока взгляд не останавливается на одном, сидящем у самого  края.

Интермедия. Опять День Всех Влюбленных

Ты шел по темной улице с букетом ее любимых тюльпанов. Несколько раз поскальзывался на февральском льду, чуть не падал, но чудом сохранял равновесие. На душе было удивительно спокойно. Так, как давно уже не было. Чертово решение, которое ты откладывал последние годы наконец принято. Какая ирония – сообщать девушке, что ты уходишь от нее в День Всех Влюбленных. Друзья пытались отговорить тебя, дескать слишком жестоко, но то ли сегодня упала последняя капля, которая переполнила чашу, то ли ты выпил джина чуть больше обычного – так или иначе ты принял решение. Да еще эти тюльпаны… Откуда чертовы тюльпаны взялись в руках этой страшной нищенки у метро, когда их не было даже в пафосных оранжах и прочих цветоптторгах… Тюльпаны. Тогда, на первое свидание ты принес букет красно-черных тюльпанов. Почему бы не принести их и на последнее?

Вчера была ссора, пожалуй, единственная, когда ты сорвался.  Ты обнаружил ее фотографии (в том числе не вполне приличные) на сайте знакомств. Наверное, ты просто усмехнулся бы, но там были и те, что делал ты. Тогда, сто тысяч лет назад, когда Ева еще умела беззаботно смеяться, когда твое равнодушие еще не сделало ее рано постаревшей женщиной с тревожной складкой на лбу и вечной готовностью к лжи.

Она неумело врала, что флэшку с фотографиями потеряла или ее украли, и кто-то этим воспользовался. Вы орали друг на друга, пока она не крикнула - «Зачем ты вообще зашел на сайт знакомств? Ты что, мне изменяешь?» Ты усмехнулся и замолчал. Ты мог бы сказать, что ссылку на этот аккаунт тебе прислал знакомый, но не стал. Вечером вы опять легли в разных комнатах, как все последние годы…

Днем ты решил, что пора что-то решать, позвонил ей на работу и сказал, что заедешь за ней. Голос жены показался тебе странно обесцвеченным, глухим, но ты просто решил, что она опять проплакала всю ночь.

Вечером коллега попросил тебя задержаться – ему нужен был твой совет. Увлекшись разговором вы пошли в бар, выпили, и когда ты посмотрел на часы ты понял, что опоздал. Мобильный Евы не отвечал – наверное обиделась. Что ж, тем будет проще… Да и торопиться никуда теперь не надо…

Ты вошел во двор. Там, в самом углу двора, рядом с вашей парадной стояло несколько казенных машин с включенными мигалками. Ты машинально бросил взгляд на ваши окна – внутри было темно…

Глава 6. Иногда они возвращаются (продолжение)

                Что бы Вы сделали, увидев мертвого человека? Нет, не так… Что бы Вы сделали, если бы человек, с которым вы прожили полжизни, и по причине смерти которого вы попали в психушку частную клинику по купированию пограничных состояний, этот человек вышел в сумерках к Вашему костру с каким-то смутно знакомым мужчиной, увидел Вас и застыл, исключая для Вашего бедного больного мозга даже самую возможность ошибки или совпадения? Я нашел ответ на этот вопрос – я бы впал в ступор. Наверное, это не самая лучшая и уж тем более не самая эффективная реакция на происходящее, но, как говорили древние схоласты «Agere sequitur esse».

                «Дима, с тобой все в порядке?» - как я понял, вопрос повторялся уже не единожды и, учитывая, что спрашивала Дина, молчать дальше было небезопасно. У врачей скорой есть свои предположения о том, чем и как лечить потерявших связь с реальностью пациентов и мне не хотелось прочувствовать на себе эти методы. Поэтому я собрался и смог выдавить некоторое подобие ответа и, надеюсь, сопроводить это все успокаивающей улыбкой. То ли я действительно мастер улыбаться, то ли темнота и блики костра позволили мне выдать желаемое за действительное, но Дина перестала трясти меня за плечо. Талифа куми. Я встал и пошел навстречу человеку на той стороне костра, на границе света и тени. Навстречу Еве…

                Наверное, это было не самое психотерапевтичное начало разговора, в лоб заявлять человеку, что он мертв… Может именно из0за этого первый диалог как-то не заладился? Представьте, приезжаете Вы на Остров в свадебное путешествие, все у Вас хорошо, а тут Вы выходите на поляну, где сидят мрачные злые люди, причем один из них Ваш бывший муж, с которым Вы расстались в силу каких-то странных причин, о которых Вы не то что не помните, а и вспоминать не хотите. И тут он направляется к Вам, эдакой трепетной ланью застывшей в нерешительности, сдергивает с руки обручальную перчатку и заявляет, что Вы, дескать, труп, он точно помнит, как Вас убили, и нечего тут разгуливать, а тем более радоваться жизни!

Записки на манжетах номер 4.

                Позже, когда все закончилось, мы поразились количеству случайностей, совпадений и оговорок, совершенно мистическим образом сопровождавших все действие на Острове. Например, та самая перчатка. Почему Дима, подойдя впервые к Еве, первым делом снял эту чертову кожаную перчатку с ее руки? Да еще так уверенно и непреклонно, будто всю жизнь только тем и занимался, что снимал промокшие кожаные перчатки без пальцев с девичьих холодных рук… 

                В результате наш диалог можно описать двумя фразами «Тебя не может быть» и «Но я же есть.,.» Я кратко расспросил Еву о том, что она помнит и убедился, что она помнит всю нашу жизнь до вечера 14 февраля. А потом сразу этот Остров. Причем, обрывками еще свадьба с Никитой (так звали показавшегося мне смутно знакомым мужчину, пришедшего с Евой) и все… Наверное наш разговор мог еще долго вращаться по этому замкнутому  кругу Евиного бытия, но тут подошел Никита.

- Дорогая, у тебя все в порядке? – Его голос полон уверенности и превосходства. Он подчеркнуто обращается только к Еве, как будто она одна…

- Да, милый, все хорошо. Сейчас приду… - Ева поднимает на меня глаза. Страх? Боль? Жалость?

                Не осознавая себя, швыряю ей под ноги перчатку, маленький черный мокрый комок, и ухожу на скалы. Мне нужно выпить и побыть одному. Где там фляга джина? Именно на скалах, примерно через полчаса меня найдет Ева. Именно там произойдет наш самый важный диалог, который станет предвестником всей грядущей трагедии. Или не трагедии? Бес его знает. А пока сижу, глотаю обжигающий джин прямо из горлышка и смотрю на чайку, прогуливающуюся вдоль линии прибоя, вспоминая «Если чайка села в воду – жди хорошую погоду. Чайка ходит по песку – моряку сулит тоску..,» Эх, чайка, коли все было бы так просто – сесть в воду и нет тоски…

                Дождь вроде опять превратился в морось и не особо стремится прогнать меня с берега. Голова была странным образом пуста, сознание просто фиксировало простейшие факты – волна, капля, мох, туман, чайка. О том, что будет дальше, я старался не думать. О том, что было вчера – тем более. Я растворялся в вечном «Здесь – и – Сейчас», таком мокром, не очень уютном, но очень красивом и спокойном.

Глава 7. Шекспир и кризис веры.

Это просто погода...

Все она виновата...

День сейчас за полгода....

Воздух как стекловата...

Перерезаны стропы...

Падаешь в это небо...

Не проторены тропы...

Небыль... Не было... Не был...

(с) Даниил Катунин (воспоминания о…)

Чайка сидела на берегу Острова. Погода испортилась, и если с утра еще светило солнце, то сейчас тучи повисли настолько низко и такой плотной стеной, что небо не только не манило, а скорее отталкивало от себя, прижимая к мокрому граниту прибрежных скал.  Поднялся ветер, немедленно взбивший гладь воды, раздробивший ее на мириады маленьких волн, сквозь которые практически невозможно различить вкусную рыбку. Да и сюда, на Остров приехали странные двуногие, один из которых занял любимые Чайкой камни и, кажется, не собирался уходить. Оставалось лишь ждать, косясь на него неодобрительным серо-зеленым глазом.

Я не помню, сколько я провел на этом берегу, где само время потеряло смысл – минуту, час, день, вечность? Ева мертва, но она дышит, говорит, смеется. Я могу взять ее за руку, и не смотря на то, что ее руки холодны, это холод замерзшего под дождем в лесу человека, а не ледяная стужа могилы. Но я сам видел ее мертвой. Отец Викентий отпевал ее. Неделю назад я ходил на ее могилу, принес ей тюльпаны.

-Можно я присяду? – голос Евы резко вывел меня из задумчивости. Я обернулся. Она стояла, держа в одной руке пенку а в другой два пледа.

- Садись. У меня есть джин. - протягиваю флягу. Ева отвинчивает крышку и делает длинный глоток.

                Пауза. Слышны приглушенные расстояниям споры у костра. Отчетливо слышен голос Елены и, кажется, Бориса, но слов отсюда не разобрать, да  не надо… Кто-то сказал, что людям не о чем говорить только в двух случаях, когда они расстались минуту назад и когда они расстались годы назад. Кажется, я нашел третий случай, когда она умерла, а он…

- Расскажи, почему мы расстались? – Ева старательно не смотрит мне в глаза. Вздыхаю, прежде чем ответить.

- Черт его знает. Знаешь, я так много думал об этом последний год... Мы же были по-настоящему счастливы когда-то.  И я даже не успел заметить, как все поменялось. Я увлекся строительством своего кабинета – клиенты, запись, супервизии, консультации. Ты тоже ушла в работу. Мы даже не стали меньше общаться, просто наше общение свелось к дежурному «Как дела на работе»? И казалось, что надо просто немного подождать, а уж потом начнется настоящая жизнь! И пока мы ждали, жизнь проходила мимо. – я глотнул джина и посмотрел на Еву.

Записки на манжетах без номера.

                Друзья, когда я сел писать этот отчет я захотел сделать его именно таким, каким вы видите его первую часть. При этом, к сожалению, никто не отменил работу, авралы, дедлайны и, конечо же отпуск, в который я ухожу с 5-го августа. Кстати, провести я его собираюсь (где бы Вы думали?) на островах Ладоги.  И я понимаю, что написание отчета сейчас просто невозможно по техническим причинам. А время идет, впечатления затираются и, возможно, в то время, как я его допишу, он будет уже не столь актуален. Поэтому я принимаю решение послать Вам первую часть без вычитки, редактуры и вообще такую, какая она есть, какой я ее писал, со всеми ляпами, грамматическими и орфографическими ошибками и корявым стилем. И надеюсь, что когда-нибудь я напишу «Часть 2» и вышлю обе уже отредактированные и причесанные.

                Пока же – краткое содержание последующих серий (флешфорвард в стиле Лост, не находите?).

- Этот диалог будет развиваться. Появится стихи, воспоминания, восстановится доверия и тронется лед. В результате уговорами и легким гипнозом будет возможно добиться от Евы воспоминаний о том страшном дне 14-го февраля. Она вспомнит все, в том числе как ее убил Никита Зайцев) и примет свою смерть. Это позволит мне уговорить ее попытаться изменить существующий порядок вещей и упокоиться с миром ;) Для этого мы позовем Отца Викентия, который попробует провести обряд отпевания. Естественно ничего не выйдет, я окажусь идиотом, а Ева обидится.

- Потом будет описание холодной длинной первой ночи (привет Лео и компания под тентом)

- После чего долгое противное утро и новый диалог с Евой, где она убедит меня, что она «часть той силы…» Я естественно куплюсь, приняв все за чистую монету. Даже начну жалеть Никиту, которого злая «Ева» не выпускает с острова. (звучит нелогично, но, если напишу – увидите – там все срастается)

- Параллельно призывы Бориса Андреевича, и его нелепая смерть с последующим допросом Антона. 

- Потом будет смерть (убийство Евы), немного переживаний и ее же воскрешение в ближайших кустах.

- Еще один диалог, который, наложившись на мои сны убеждает меня, что это я убийца Евы (вот злыдня, а?) Я прошу меня связать и долгий диалог с Антоном в палатке о смысле жизни. После чего я убеждаюсь в своей невиновности.

- Ключевой диалог у общего костра (диалог Евы с Никитой, а я лишь свидетель), делающий из моего персонажа наконец-то хоть какого-то гада (внутри есс-но ;)

- Диалог в лесу с Евой, в котором я выигрываю желание. Исходя из знаний и убеждений на тот момент принимаю решение, что Ева должна убить Никиту, чтобы мы были счастливы вдвоем на острове. (Я же верю, что она – часть той силы, а? И вполне примеряю роль Коровьева, даже шучу на эту тему).

- Вечером Ева рассказывает все, как есть  я понимаю, что мое желание убъет ее. Надеюсь и ее и Зайцева.

- Ложусь спать, вторая ночь. Уром Евы нет, есть лишь Зайцев. Финальный долгий диалог с Зайцевым, полностью раскрывающий все карты.

- Первая лодка на материк.

Уф, как-то так… теперь и сам вроде не забуду… ;)